В главу 7.
– Первым делом куплю цветы!
Мужчина резко остановился.
– Нет... сначала надо куда-то деть этого...
Под “этим” он, очевидно, понимал себя на десяток лет младше.
– Попробовать воззвать к разуму?
Мужчина улыбнулся и стремительно пошел дальше.
– Да не... это ж я. Надо действовать напролом. Разве бы я поверил даже сам себе?
Солнце лишь начинало свое шествие. К счастью, проход в аномалии оказался совсем недалеко от цели. И, к еще большему счастью, на земле. Пока мужчина, озираясь, прикидывал план, как пробраться в нужную квартиру и чем “приложить” свою более молодую версию, к подъезду подъехала буханка на колесах. Из подъезда вышел Одинцов.
– Что? Куда это он? Разве сегодня укатил?
Одинцов, словно в подтверждение слов, запрыгнул в буханку, которая, поскрипывая телегой, медленно покатилась из двора.
– Так даже проще. Замечательно! – обрадовался мужчина.
***
Палец вжал кнопку звонка. Сердце колотилось то ли от волнения, то ли от забега по лестнице. Почему не лифт, спросите? Лифт по древнему русскому обычаю являлся пристанищем для слабаков с энурезом.
– Кто? – спросил знакомый голос.
– Ларочка... – прошептал мужчина.
– Кто? – переспросил голос уже громче.
– Ларочка! Это я!
Щелкнул замок, и дверь отворилась.
– Ты чего это? Забыл что-то?
– Забыл...
“Чёрт! Цветы-то забыл!” – пронеслось в голове.
– Ну, заходи, что стоишь, – пригласила женщина.
Мужчина зашел и сел на диван в зале. Какое-то время он просто сидел, будто в забытьи, тарабаня пальцами по столику.
– Случилось что-то? Тебя же ждут, – сказала Ларочка.
Мужчина махнул рукой.
– Да они без меня поехали. Отказался я в этот раз.
Он пристально посмотрел на нее.
– По тебе соскучился.
– Уже? Ну... ладно. Чай будешь?
Мужчина улыбнулся. Ларочка ушла на кухню. В голове роился плохо продуманный план. Хотя можно ли это вообще было назвать планом? Так, набросок.
“Сначала нужно освежить в памяти цепь событий, чтобы ничего не напутать”.
***
На столике “дымилось” две кружки. Женщина пристально посмотрела на лицо “гостя”.
– Ты не заболел? – женщина потянулась за очками, но мужчина остановил ее. – Выглядишь плохо.
– Да уж... а я-то думал, что не изменился совсем... – пробормотал он.
– Что?
– А Ксюшенька где?
– Как где? С подружками уехала в... ты забыл, что ли?
Мужчина отвел глаза и замаскировал неловкость шумным хлебком чая. Ларочка недовольно нахмурилась. Молчание могло бы длиться вечно, но женщина глянула на часы и встрепенулась.
– Ой! Есть будешь? – участливо спросила она. – Ты же не ел еще.
И женщина упорхнула на кухню, с которой стали доноситься звуки хлопающих дверок и ожившей утвари.
– Хоть бы руки помыл, – послышалось с кухни ворчание.
Кран в ванной отбивал ритм “кап-кап-кап”, до которого у молодой версии вечно не доходили руки. В стакане стоял измученный тюбик зубной пасты, служивший инвентарем в игре: кто последний сдастся и откроет новый. В силу силы наш герой обычно выигрывал, что бесило Ларочку. Но игра есть игра. И в ней нет места слабакам! А вот в игре “домыль обмылок” Ларочка выигрывала чаще. Так что счет был примерно равным.
Тем временем на столе уже стояло нечто источающее аромат легкой поспешной горелости и небрежной сервировки майонезом.
“Да... Готовить она еще не умела, но уже не любила”, – мужчина сидел и нерешительно смотрел на тарелку.
– Ешь, Саш, а то остынет.
Аксан-сандрч теперь отчетливо вспомнил, почему часто убегал из дома с пустым желудком. Как там у поэта? “Ты лучше голодай, чем что попало есть”. Может, поэтому наш герой всегда был поджарый, как гончая. С другой стороны, советы бедным от голодающего по собственной прихоти богатого поэта вряд ли стоит принимать всерьез.
Ложка аккуратно окунулась в тарелку, словно и сама боялась.
– Стой! – вдруг вскрикнула Лара, и Аксан-сандрч вздрогнул. – Хлеб! Хлеба-то нет!
– Да не нааадоо... – протянул мужчина, но супругу было уже не остановить.
– Я быстро! – она буквально подбежала к двери и поспешно натянула туфли и пальто.
Замок клацнул, и женская фигура исчезла в дверном проеме.
***
Время тянулось. Чай давно закончился, газета, лежавшая на диване, прочитана вдоль, поперек и даже по диагонали. Кажется, близился вечер. Во всяком случае, свет уже не пробивался яростно в окно. И Лара куда-то запропастилась. Одинцов вышел в коридор и взглянул на часы, укромно стоявшие на тумбе. По неясной для него причине Лара не любила, когда часы висели в комнате.
– И правда уже вечер скоро. Хлеб в соседний город поехала покупать, что ли?
Закрадывающееся подозрение заставило Аксан-сандрча повторить путь вслед за Ларой.
***
На заборах пишут честнее “Пошел на” и каждому известное направление. Или только направление. На стеклянной же двери магазина висело уклончивое “Переучет весь день”. Да, того самого магазина, в который ушла Лара за хлебом.
Подозрение закрадывалось всё сильнее.
И ни по дороге домой, ни во дворе, наполненном взволнованными людьми, ее тоже не было.
– Так. Значит, пропала она именно сегодня. Может, что-то случилось по дороге в магазин? – с этими словами Аксан-сандрч сделал шаг в портал, из которого вышел утром.
***
И тут же появился вновь. Как бы ни казалось странным, но в одной временной параллели один и тот же портал находится в одном и том же месте. Не верите? Проверьте сами при случае.
Буханка проскрипела телегой, уезжая из двора. Всё-таки хорошо, когда есть что-то стабильное в этом мире: солнце в небе, воздух, детские улыбки, скрип старого УАЗа.
Подъезд, лестница, звонок в дверь.
– Кто? – спросил голос.
“Черт! Цветы!” – невовремя опомнился Одинцов.
Чуть ли не кубарем он выпал из подъезда.
Чем замечательно утро? Первыми лучами? Пением птиц? И да, и нет. Утро замечательно, прежде всего, тем, что его не портят люди. Пока еще это чудовище под названием Город не проснулось, не начало хрипло дышать выхлопными трубами, хлопать подъездными дверьми, петь скрипами автобусных тормозов, пока еще оно дремало последние минуты, утро оставалось добрым и дарящим надежду.
Но спало это чудище не одно. Спал и закрытый цветочный ларек, а точнее девчушка, работавшая в нем, потому что кому нужны цветы в такую рань? Не спали лишь напряженные мышцы на лице Аксан-сандрча. Но через минуту решение было найдено.
– Простите меня, Елизавета Павловна, – бормотал и даже корил себя Одинцов, украдкой оглядываясь на окна первого этажа, но продолжал резать цветы на клумбе.
Подъезд, лестница, звонок в дверь.
– Кто там? – спросил голос.
– Ларочка! Это я!
Дверь открылась.
– Ты забыл что-то? Тут до тебя звонил кто-то, я подхожу, а никого. Дети, что ли, балуются?
– Это тебе! – мужчина достал из-за спины заготовленный букет.
– Ой! Какие красивые! – Ларочка вдохнула аромат, закрыв глаза. – Слушай, ну, прям, как у соседки нашей! Я всё хотела у нее попросить. Ты где их нашел?
Одинцов покраснел.
– Места знать надо...
***
На столике в зале стояла тарелка с неким неопределившимся содержимым, чем-то средним между супом и рагу – то ли хозяйка сама не знала, что будет в конце, то ли ее планы резко изменились в процессе – и пара чашек с чаем.
– Хлеб! Хлеба-то нет! – подскочила Ларочка.
Одинцов чуть не выплюнул чай.
– Закрыт! Магазин закрыт! – выпалил он.
– Да? – женщина изменилась в лице, будто он нарушил хорошо продуманный план.
...но всё равно продолжила свое движение к двери.
– А я к Любе, соседке, зайду! У нее точно есть! – вполоборота выпалила она.
Аксан-сандрч даже не успел возразить что-либо стоящее, как фигура Ларочки исчезла в коридоре, будто она прошла через светящийся проход.
Подождав для приличия минут десять, казавшиеся вечностью, которых, однако, едва хватило бы двум женщинам на обсуждение хлебного вопроса, Одинцов вышел из квартиры. Поднявшись на этаж выше, он позвонил в звонок.
– Ой, привет, Саш, – ответила открывшая соседка.
– Привет! Моя не у тебя?
Женщина помотала головой.
– И не заходила? Она к тебе за хлебом пошла.
– Нет. Да и нет у меня хлеба. Магазин уже пару дней на переучете. Что они там переучитывают столько времени?
– Известно, что... – задумчиво сказал мужчина, хотя это было неизвестно и ему.
– Слушай, а ты на улице сегодня был? Кольку моего не видел? У него сегодня уроков мало, уже закончиться должны.
– Нет.
– Вот шалопай, опять шляется где-нибудь.
***
– Ну, и куда она пошла в этот раз? – размышлял Одинцов, глядя в окно в своей квартире.
Во дворе кучковались люди, что было непривычно для этого времени суток, но внимание больше привлекла черная “Волга”, резко сорвавшаяся с места и уехавшая за угол дома.
– Значит, дело не в магазине? Куда-то она пошла, там и пропала. Надо проследить за ней.
Выйдя на улицу, он прошел по двору прямо к светящемуся проходу.
***
И день Фила Коннорса продолжился.
Утро снова было тем же. УАЗ – вновь скрипящим. Молодой Одинцов такой же беззаботно-счастливый.
“Интересно, – думал Одинцов постарше, – если бы я знал всё тогда... то есть сейчас... я бы уехал?”
Внимательные из вас, наверное, уже наполнились праведным гневом. Дескать, автор-то непутевый. Ведь налицо парадокс: Одинцовых должно становиться с каждым проходом через портал всё больше. Но в этом-то и прелесть портала. Входя в него, вы перестаете существовать в текущем времени. Да, поздороваться с собой прошлым, живущим в этом времени, возможно, но поздороваться с собой, выходящим из портала в прошлый раз, – нет. Вот такой вот парадокс парадокса.
И вообще. Я автор. Я так вижу.
Повторять прошлый маршрут не имело смысла, да и еще одна тарелка супового рагу точно не влезла бы и попросилась бы назад. Аксан-сандрч сел на лавочку недалеко от своего подъезда и просто стал ждать. Сейчас хотелось лишь узнать, куда исчезает жена.
Ну, и еще спать. Сложно сказать, чего хотелось больше.
“Если она исчезает каждый раз независимо от моих действий, то исчезнет и сейчас”, – отчего–то подумалось ему.
***
– Папа, где мама? – спрашивала иногда маленькая Ксюшка, чуть не плача.
Молодой Одинцов не знал, что ответить, но понимал, что без него Ксюша пропадет. Пришлось ему бросить поездки в тайгу, пришлось стать образцовым отцом. В его, конечно же, понимании. Он даже научился готовить и хвастался, что не хуже ушедшей жены. Ведь это было, в общем-то, несложно. Правда, на место жены пришли тараканы, либо они стали больше и оттого заметнее. Иногда казалось, что усы их вылезали из его ушей и щупали пространство вокруг, но вылезать окончательно населявшие черепную коробку не торопились. Не та социально-политическая обстановка, видимо, или же подкачала экология. Этого нам не узнать.
Ксюшка росла, вопросов от нее становилось всё меньше, а со временем она и вовсе перестала их задавать. Во всяком случае, вслух.
***
Дверь подъезда распахнулась. Крадучись, как кошка на охоте, из него вышла Ларочка. Она даже не смотрела по сторонам, словно ребенок, который боится, что его могут увидеть. В тот же момент во двор въехала черная, уже знакомая, “Волга”. Сверкая полированными боками, машина сделала лихой разворот и остановилась прямо возле женщины. Ларочка аккуратно открыла дверь и исчезла во мраке салона. Колеса подняли пыль, и авто стремительно унеслось из двора.
***
Трясущейся рукой Одинцов нажал кнопку звонка. В другой он держал наспех сорванный букет. Да, всё там же, на клумбе. Наверное, чтобы не нарушать традицию.
– Кто там? – привычно спросил голос из-за двери.
– Я! – отрезал Аксан-сандрч.
Дверь открылась.
– Ты забыл что-то?
– Без меня справятся, – отрезал он. – Это тебе.
Мужчина протянул ей букет и устремился в квартиру.
– Есть будешь? – удивленно спросила Ларочка.
– Сыт я.
К сожалению, желудок, как и остальной организм Одинцова, не обнулялся. Не всем это дано.
– Я всё знаю, – сказал он строго, блуждая по комнате.
– Что?
– Скоро тебе нужно будет уехать на какой-то “Волге”. Я не знаю, куда ты уедешь, но я знаю, что не хочу, чтобы ты уезжала.
Ларочка покраснела.
– И что? – вдруг вспылила она. – У меня не может быть своих дел?
– Каких дел?
Жена отвернулась ненадолго и резко повернулась. Она была в гневе.
– Да надоел ты мне!
– Что? – опешил Одинцов.
– Да! Достал! Со своими командировками, вечно пропадаешь где-то! Думаешь, я не вижу, какой ты довольный каждый раз уезжаешь?!
Он молчал.
– Всё! – она посмотрела по сторонам, будто ища что-то. – Ухожу я от тебя. А за вещами потом приду!
Дверь хлопнула.
“И лучше будь один, чем вместе с кем попало”, – пронеслось в голове Одинцова.
Он встал. Медленно сделал круг по комнате.
– Так что же выходит? – говорил он сам себе. – Она не пропала, она ушла от меня? Вот же дурак...
Он подошел к окну и глянул вниз. Ларочка подошла к машине и перед тем, как сесть в нее, оглянулась на окно, словно хотела попрощаться. И черт возьми, Одинцов готов был поклясться, что в ее глазах стояли слезы.
– Нет! Не верю я в то, что она могла так поступить!
С этими мыслями он понесся вниз по лестнице. Выскочив во двор, он увидел лишь столбы пыли.
“Успею! Успею!” – стучало в висках.
Одинцов бежал по двору что было сил, не обращая внимание ни на что вокруг. Там, за углом дома, которым оканчивался двор, он надеялся увидеть хотя бы намек. Намек на разгадку тайны, мучающей его не один год.
Но, к сожалению, за углом его ждала почти пустая улица, по которой проезжали редкие машины, среди которых никак не смогла бы затеряться приметная черная “Волга”.
– Так, Одинцов, думай, – говорил он сам себе, – думай хорошо, а не как обычно. Что мы уже знаем? Она не просто ушла, ее заставили уйти. Но кто? И зачем? Вот! Вот, что нам нужно выяснить!
Он сделал шаг в ставший уже родным портал.
***
“Итак, – размышлял Аксан-сандрч, – кружить в петле Уробороса, повторяя одно и то же, больше незачем. Значит, остаюсь тут и жду эту чертову “Волгу”. Уж я-то поговорю с ними по-мужски”.
Он остановился, не доходя до границы двора. С этой точки уезжающая машина была бы видна далеко. Вот мимо проскрипел выезжающий из двора УАЗ. Одинцову пришлось отвернуться, потому что он еще в юности усвоил из одного фильма, что встреча с самим собой может привести к нарушению пространственно-временного континуума. А кому это надо нарушать пространственно-временной континуум? Конечно же, никому. Если только совсем чуть-чуть.
Без забегов за цветами и вверх-вниз по лестнице, без супного рагу и без Ларочки время будто остановилось. Одинцов посмотрел по сторонам, и тут его внимание привлекло некое шевеление в кустах неподалеку. Он пригляделся.
“Да это же Колька! – мужчина прищурился. – Нет, точно Колька! Значит, всё-таки права мама его. Шляется, шалопай. А что это он там делает?”
Создавалось впечатление, что Колька с кем-то играл. По его лицу не всегда можно было понять настроение. Он вообще был нелюдимым. Или нелюдимым он стал после того случая?..
“Собака, что ли?” – соображал Одинцов.
Он сделал несколько шагов ближе. И теперь происходящее стало очевидным. Из кустов на идущего Кольку лаяла собака, она подскочила к нему в попытке укусить за ногу. Колька побежал, а собака бросилась за ним. Аксан-сандрч поспешил на помощь, но не успел он преодолеть и пары-тройки метров, как пес повалил мальчишку на землю и начал кусать за всё, что попадется под зубы. Мальчик не кричал, а лишь испуганно прикрывал лицо руками.
Одинцов поднял с земли камень и швырнул в озверевшую дворнягу. Бросок оказался на удивление метким. Пес заскулил и резво ретировался.
– Колька! Колька! – кричал Одинцов окровавленному мальчишке. – Ты живой?
Но Колька молчал. Даже не плакал. Мужчина схватил его в охапку
– Ух, Колька. Любишь ты покушать, похоже: тяжелый какой! – Одинцов пытался отвлечь разговором мальчика, а сам торопился к его матери.
Видимо, адреналин помог преодолеть лестницу гораздо быстрее, чем раньше, несмотря на дополнительный вес, но одышка давала о себе знать, мешая сказать членораздельно и пару слов. Сначала Аксан-сандрч позвонил в звонок, но прошедшая кажущаяся вечность ответила тишиной, затем еще раз и еще. Затем он колотил в дверь. Но даже это не изменило ситуацию за ней.
– Что ж… твоя мама… не открывает?
– Да нет ее еще! – раздалось сбоку.
Одинцов обернулся на голос.
– Здравст… вуйте! – поздоровался он с бабушкой-соседкой-божьим одуванчиком-всеведущей и всезнающей-а я-то в советское время “о-о-о”. – А где она?
– На работе! Где ж еще! В ночь она работает, – будто само собой разумеющееся проворчала старушка.
– Телефон! У вас есть телефон? Нужно скорую вызвать!
– Ой, да он у меня не работает, сломался, – протараторила бабушка и резко закрыла дверь. – Ишь чего ему надо. Еще натопчет мне.
Одинцов застыл.
– Так, куда? – соображал он. – Домой. Куда ж еще.
Он побежал вниз, к себе и стал упорно нажимать кнопку звонка.
– Ну, же! Ты же еще должна быть дома!
Мужчина дернул ручку. Дверь оказалась не заперта.
“Пусто, уже усвистала, – подумал он. – Быстро”.
– Алло, скорая? Приезжайте срочно. Собака на ребенка напала. Да. Да.
Он назвал адрес и повесил трубку. Длительное ожидание скорой, полотенце, перепачканное кровью, редкий стон Кольки, взволнованная соседка, объяснения произошедшего – всё это совсем выбило из головы Одинцова главную его цель.
***
– Тварь ли я дрожащая или право имею... изменить чужую судьбу, чужое прошлое? – вспоминал Аксан-сандрч шрамы на лице выросшего и еще более нелюдимого Кольки.
Он вздохнул и шагнул в портал.
***
“Ага. Соседку предупредить о Кольке не получится, – размышлял Одинцов. – Значит, действуем так: стою тут, смотрю туда и сюда. Как появится Колька, сразу бегу к нему, отгоняю псину, потом быстро бегу обратно, к “Волге”, там вызволяю Ларочку и всё. Я молодец”.
Он прищурился. Поработал желваками.
“Нет, ну, хороший же план. Крепкий. Не придраться”.
Аксан-сандрч стоял на том же месте, что и в прошлый раз, и активно вертел головой. Если бы она не была прочно соединена с остальным телом, то вполне могла бы открутиться. Потом бы укатилась еще, ищи ее, назад прикручивай. Морока. Так что, если вы читаете это из далекого будущего (ух ты, вы дочитали до этого места!), и вам предлагают на выбор механическое тело, обязательно проверяйте, чтобы голова была на шарнире.
Время тянулось. Вот на горизонте замаячил мальчик с ранцем.
“Наконец-то! – волновался мужчина. – Шуруй быстрее!”
Неизвестно кому он адресовал последнюю фразу, но спешно двинулся навстречу. В то же время Колька поравнялся со зловещими кустами. Он шел и беззаботно дергал листья.
– Шалопай! Вот зачем ты их дергаешь! – бурчал вполголоса Одинцов.
Раздалось рычание. Взявшись будто из небытия, потревоженный пес выскочил из кустов и цапнул Кольку за брючину. Почти в то же мгновение Одинцов пнул собаку в бок, но удар пришелся по касательной и оттого слабее, чем было необходимо для обезвреживания опасного субъекта. Псу же показалось, что слабый удар означал слабого противника, а потому переключился на Одинцова, вцепившись уже в его брючину.
Долго ли, коротко ли, а борьба продолжалась. Колька стоял ошарашенный, прижавшись к стене. А Одинцов мутузил собаку кулаками.
Вдруг пес, будто устав или вспомнив о своих неотложных делах, выплюнул кусок пожеванной им ткани и исчез в зарослях неухоженных кустов.
– Ух, Колька! Задали мы ему, – произнес дрожащим голосом мужчина. – Ну, что стоишь? Пойдем я тебя к маме провожу.
Он обернулся. Черная “Волга”, сверкнув на повороте полированным бампером, умчалась из двора.
***
Какое это было утро по счету? Одинцов от бесконечного дня и недосыпа уже валился с ног. Но спать, а значит сдаваться, было никак нельзя. Поэтому Аксан-сандрч взял себя в руки, а заодно и дрын, который он оторвал всё от тех же кустов. Он даже пошарил по ним в надежде найти притаившегося пса. Но складывалось ощущение, что животное чувствовало, что его ищут, и потому не желало показываться.
Шло время.
“В прошлый раз он уже точно проходил тут... Ничего не понимаю”.
Уйди он сейчас – и Колька может встретиться с псом минутой позже. Кто знает. Но и ждать бесконечно не представлялось возможным. Где-то там, в то самое время набирала скорость черная “Волга”. Ларочка, вероятно, одевалась, чтобы выйти. Или нет. Одинцов, как, наверное, и любой другой наблюдательный человек, отметил интересный факт: события не повторялись с точностью день в день. Будто мысли Одинцова и его стремления влияли на бытие. А бытие тем самым перестраивалось и меняло условия происходящих событий.
“Получается, если я возвращаюсь домой, она уходит позже. Если жду ее в другом месте, меня что-то отвлекает. Будто кто-то играет мной!”
Он постоял еще несколько минут.
“Черт с ним!” – разозлился Одинцов, бросив дрын назад в кусты.
Он обогнул дом с другой стороны, чтобы точно встретить мальчика по пути. Но этого не случилось.
Однако во дворе Одинцов увидел Кольку, заходящего в подъезд. Того самого Кольку (а какого ж еще?), который почему-то в этот раз не пошел мимо кустов, а решил их обойти иной дорогой. Что же могло повлиять на решение мальчика? Может, его природная нелюдимость, по которой он всегда ходил в безлюдных местах? Или, может, странный, нервный мужик с красными глазами и палкой в руке?
“Да нет, бред какой-то, – сомневался Аксан-сандрч. – Нелюдимость. Однозначно”.
Он безысходно поднялся на свой этаж. Сверху доносился недовольный голос соседки.
– Вот шалопай! Вот я тебе задам! – ругалась она.
– Задай-задай! – вторил ей голос старушки.
И лишь Колька по обыкновению своему молчал.
Рука Одинцова застыла в сантиметре от кнопки звонка и, резко переменив направление, дернула ручку. Открыто.
– Что же получается? – бормотал мужчина, уже не стесняясь никого. – Я либо спасаю его, либо спасаю ее.
***
Аксан-сандрч стоял возле портала.
– Ну, уж нет. Одинцовы так легко не сдаются. А то что мне Ксюшка скажет? Как ей в глаза смотреть? Всех спасу! Куда ж я денусь!
Он тихонько засмеялся. Рука нашарила маленькую баночку в кармане и извлекла ее.
– Уууу, – Одинцов потряс баночку на свету, будто это делало содержимое более заметным, – что ж тут осталось-то? Хватит?
В заветной баночке еле хватало на один прыжок назад.
– Или не хватит? – задумался он.
Он посмотрел в сторону двора, как если бы хотел получше его запомнить.
– Ну, что, Ларочка? До завтра?
А затем повернулся к порталу и сделал шаг в свет.
В главу 9.